А архивы… Склад мышеяди. Кое-какие возможности заработать остаются и там, но именно что кое-какие. Легонькие.

Родословную нарисовать, к примеру. Был ты холоп Свинюшкин, а станешь граф де Свиньи. Или князь Свинейский. Документы – штука такая, интересная.

Ольга Викторовна этим не занималась, а на работу ходила по принципу «почему бы нет». Где-то надо прогулять наряды, провести время, и вообще – не по салонам же красоты постоянно раскатывать? Озвереешь на третьем салоне.

Матильда подумала, а потом решила все же спросить.

– Ольга Викторовна, а антикваров знакомых у вас нет?

– Есть парочка. А зачем? Малена, по нашим временам продать-то несложно, но как потом доказать, что ты всё продал, вдруг у тебя еще что-то ценное осталось? Люди стараются соблюсти свои интересы, не чужие.

И настолько эти слова совпали с мыслями Матильды…

– Да не в этом дело, – честно призналась девушка. – Ничего я продавать не хочу, а вот посоветоваться хотела бы.

– По поводу чего?

Матильда вздохнула и потянула наружу свой медальон.

– Эта игрушка в нашей семье уже давно. Я хотела что-то узнать о владельце, может, мы как-то связаны с ним…

Машина как раз остановилась в образовавшейся пробке, и Ольга Викторовна окинула взглядом подвеску. Сдвинула тонкие брови, явно заинтересовавшись. Видно же, что не современный ширпотреб.

– Та-ак… можно?

Малена не без внутреннего отторжения сняла теплый золотой кругляш и протянула женщине. Та взвесила его в руке.

– Мне кажется, что это золото. Проба есть?

– Да. Вот.

Несколько символов на ушке, которые Матильда пыталась разобрать, но так и не сообразила.

– Интересно…

– Что именно?

– Я разбираюсь плоховато. Но такие пробы ставили до 1896 года.

– Да? – Для Матильды все это было китайской грамотой.

– Да. С 1896 года Россию поделили на 11 округов, и в каждом было принято свое клеймо. Ставили букву, соответствующую региону, женский профиль и пробу. А у вас не так. У вас три пробы.

– Они что-то значат?

– Личное клеймо мастера, проба, город, иногда ставили год… и мне кажется, что это восьмерка?

Матильда вгляделась в крохотную цифру.

– Д-да, похоже.

– Тогда у вас золото весьма высокой пробы. Пробирным уставом 1847 года утверждены были три пробы золота – 56, 72, 82. Похоже, у вас третья.

– То есть восемьдесят процентов золота?

– Может, и больше. Смысл был в том, что проба ставится на изделия, в которых золота – до ста процентов. Здесь может быть более высокое его содержание, но это – официальное клеймо.

Матильда медленно кивнула.

– Спасибо, Ольга Викторовна. Вот что значит – специалист. Значит, девятнадцатый век. Тогда точно концов не найти.

Ольга Викторовна явно так не думала.

– Малена, а откуда у вас это украшение?

– Он достался бабушке от ее отца, а тому от матери – длинная история.

– Хм-м… а когда родилась ваша бабушка?

– В День Победы.

Ольга Викторовна сообразила и улыбнулась.

– Девятое мая сорок пятого года?

– Да.

– А больше родители ничего не рассказывали девочке?

Матильда покачала головой.

– Время было не то. Отец умер до того, как бабушка стала взрослой, осколок засел неудачно, потом двинулся, ну и… не спасли. Мать, моя прабабушка, ничего толком не знала. Упомянула, что у отца была только мать, свекра она не знала, а что там, как там – неясно.

– Давайте попробуем зайти с другого конца. Ваша бабушка – местная?

– Да. Стопроцентно. Она на пару лет уезжала по распределению, а потом вернулась к матери. Прабабушка болела, ей требовалась помощь.

– Прабабушку звали?

– Мария Сергеевна Домашкина.

– А прадеда?

– Илья Иванович Домашкин.

– Если хотите, я попробую проследить вашу родню по архивам.

– Ольга Викторовна, я не могу вас просить ни о чем подобном, – честно сказала Матильда. – Это долго, дорого и тяжело, я догадываюсь. И уж простите, денег у меня нет, а с медальоном я не расстанусь. Бабушка меня тогда с того света пришибет, не задумается.

Ольга Викторовна покачала головой.

– Я не нуждаюсь в деньгах. Матильда, знаете, какая главная беда богатой женщины?

– Как-то не доводилось бывать богатой, вот и не знаю, – отшутилась девушка.

– Скука. Дети выросли. Растения и животные меня не интересуют, благотворительность в нашей стране не развита, работа… Приду я на работу, посмотрю на злобные лица коллег, и что? Понимаете? Рутина. Если у кого-то лишней пары трусов не было, человек может увлечься шопингом, а меня и это не волнует, мне одежда неинтересна. Есть одежда – и хорошо. А менять ее каждый день – скучно. Получается, что я вам даже немного должна. За песни, за то, что жить становится чуть интереснее, за загадку… кстати, вы медальон не открывали?

– Нет. Бабушка не знала как.

– Правда?

– Отец ее, наверное, знал, но никому не показывал.

– Хм-м…

Ольга Викторовна повертела в пальцах медальон, а потом кивнула на бардачок.

– Там булавка была, достанете?

Матильда повиновалась.

Кстати, порядка в бардачке не было. Там словно черти пронеслись. Салфетки, чеки, карточки на скидку, даже какая-то иконка… нашлась и булавка. Матильда протянула ее Ольге Викторовне.

Та достала из сумки пакет, подстелила его на колени и ловко вставила иголку куда-то в медальон.

Хотелось бы сказать, что тот мгновенно раскрылся, словно раковина.

Ага, хотелось бы. Но не стоит забывать, что сия раковина не открывалась лет семьдесят. А то и поболее.

Открывался он медленно, словно у раковины были и радикулит, и ревматизм, и до кучи – больные зубы. Но открылся. И на пакет едва не выпала прядь волос, заплетенная в тоненькую косичку.

Русого оттенка, совсем как волосы у Малены.

Локон в медальоне, это красиво звучит. Но попробуйте упихать туда этот локон так, чтобы не распался на отдельные волоски, не вылез, не застрял в механизме! Проще уж сразу заплести косичку, перевязать розовой шелковой ленточкой.

А на внутренностях медальона…

– И.И.Б. – медленно прочитала Ольга Викторовна.

– А еще герб, – невежливо показала пальцем Матильда. Но собеседнице было наплевать сейчас на хорошие манеры.